Малыш постарался ответить как можно более уклончиво, но дружелюбно:
– Во всяком случае, мама считает... что Карлсон...
– Отвечай, да или нет, – прервала его фрекен Бок. – Твоя мама сказала, что Карлсон должен у нас обедать?
– Во всяком случае, она хотела... – снова попытался уйти от прямого ответа Малыш, но фрекен Бок прервала его жестким окриком:
– Я сказала, отвечай – да или нет! На простой вопрос всегда можно ответить "да" или "нет", по-моему, это не трудно.
– Представь себе, трудно, – вмешался Карлсон. – Я сейчас задам тебе простой вопрос, и ты сама в этом убедишься. Вот, слушай! Ты перестала пить коньяк по утрам, отвечай – да или нет?
Именно этот пример, самый смешной, стал классическим, но по тому же принципу построено немало других фирменных шуток линдгреновских героев. В презумпцию «загоняется» какой-нибудь невероятный факт, и попробуй потом поспорь. Эти противные взрослые, по умолчанию, не только пьют коньяк по утрам, они еще и бегонии и швыряют, не вытащив их предварительно из горшков:
В мгновение ока Карлсон очутился у окна, где на подоконнике стоял горшок с бегонией, схватил цветок за стебель, вырвал бегонию с корнем и вышвырнул в окно.
— Ты что, ты что?! — завопил Малыш, но Карлсон его не слушал.
— Целое большое персиковое дерево! Представляешь? На своем пятидесятилетии ты каждому гостю — каждому-каждому, понял! — дашь по персику. Разве это не интересно?
— Но еще интересней будет, когда мама заметит, что ты выбросил ее бегонию, — сказал Малыш. — И подумай, вдруг сейчас мимо дома шел какой-нибудь старичок и цветок угодил ему как раз по башке. Что он скажет, как ты считаешь?
— «Спасибо, дорогой Карлсон!» — вот что он скажет, — уверял Карлсон Малыша. — «Спасибо, дорогой Карлсон, что ты вырвал бегонию с корнем, а не швырнул ее вниз прямо в горшке..."
И если ты звонишь по телефону и слышишь в трубке взрослый голос, то можешь предположить что угодно, а на том конце провода пусть оправдываются:
– Одна из моих собак, которую, кстати, тоже зовут Альберг, как-то на днях задержалась, – продолжал Карлсон. – Она решила позвонить домой, чтобы предупредить меня, но спутала номер телефона и попала к одному старому майору в отставке, проживающему в Кунгсхольме. "Это кто-нибудь из собак Карлсона?" – осведомилась Альберг. Майор обиделся и стал ругаться: "Осел! Я майор, а не собака!" – "Так чего ж вы меня облаяли?"
И если фрекен Бок обиделась на дядю Юлиуса, то вовсе не потому, что он недооценил ее умение готовить, а лишь потому, что придал гласности ее неумение:
Фрекен Бок разревелась от обиды, что дядя Юлиус нашёл цыплёнка жёстким. Ничто на свете не могло причинить ей такого горя, как непризнание её кулинарного искусства, и теперь она горько плакала. Дядя Юлиус, конечно, не думал, что она примет это так близко к сердцу. Он торопливо поблагодарил её за еду, смущённо встал из-за стола, уселся в качалку, развернул газету и отгородился ею ото всех. Карлсон в сердцах уставился на него.
– Какие всё-таки бывают противные люди! – воскликнул он и, подбежав к фрекен Бок, стал её похлопывать по плечу. – Ничего, ничего, мое золотце, – говорил он, стараясь ее утешить, – жесткий цыпленок – это пустяки, дело житейское. Разве ты виновата, что так и не научилась жарить цыплят?
Пеппи тоже с неизменным успехом пользуется этим приемом. Пусть другие доказывают, что с террасы лошадь можно выставить куда-то кроме гостиной, а острова не могут располагаться на суше:
– Слушай, а почему у тебя лошадь стоит на террасе? – изумился Томми. Все лошади, которых он когда-либо видел, жили в конюшнях.
– Видишь ли, – задумчиво начала Пеппи, – на кухне она бы только путалась под ногами, а в гостиной ей было бы неудобно – там слишком много мебели.
– Как, наверное, замечательно оказаться на необитаемом острове! – воскликнул Томми. – Как бы мне хотелось попасть на необитаемый остров хоть на несколько деньков.
– Нет ничего проще, – сказала Пеппи. – Необитаемых островов там как собак нерезаных.
– Да я и сам знаю один необитаемый остров очень недалеко отсюда.
– На море? – спросила Пеппи.
– На озере, – сказал Томми.
– Прекрасно, – обрадовалась Пеппи, – потому что, если бы этот остров был на земле, он бы нам не подошел.
А вот взрослые не имеют даже права предполагать, у них все равно ничего не выйдет. Причем не только у вредного дяди Юлиуса:
Дядя Юлиус, – проговорил наконец Карлсон, – скажи, тебе когда-нибудь кто-нибудь говорил, что ты красивый, умный и в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил?
Дядя Юлиус никак не ожидал услышать такой комплимент. Он очень обрадовался – это было ясно, хотя и попытался виду не подавать. Он только скромно улыбнулся и сказал:
– Нет, этого мне никто еще не говорил.
– Не говорил, значит? – задумчиво переспросил Карлсон.
– Тогда почему тебе в голову пришла такая нелепая мысль?
но и у любимой мамы:
– Скажи, а нельзя ли вообще обойтись без драки? Мирно можно договориться о чем угодно. Знаешь, Малыш, ведь, собственно говоря, на свете нет такой вещи, о которой нельзя было бы договориться, если все как следует обсудить.
– Нет, мама, такие вещи есть. Вот, например, вчера я как раз тоже дрался с Кристером...
– И совершенно напрасно, – сказала мама. – Вы прекрасно могли бы разрешить ваш спор словами а не кулаками.
Малыш присел к кухонному столу и обхватил руками свою разбитую голову.
– Да? Ты так думаешь? – спросил он и неодобрительно взглянул на маму. – Кристер мне сказал: "Я могу тебя отлупить". Так он и сказал. А я ему ответил: "Нет, не можешь". Ну скажи, могли ли мы разрешить наш спор, как ты говоришь, словами?
Пример ложной презумпции из взрослой литературы, который мне нравится больше всего, – исключительно неприличный: герой сатирической песни Жоржа Брассенса, убежденного противника смертной казни, – молодой судья, только что подписавший смертный приговор и попавшийся на пути обезьяны, сделавшей ложный выбор:
Mais, par malheur, si le gorille
Aux jeux de l'amour vaut son prix,
On sait qu'en revanche il ne brille
Ni par le goût, ni par l'esprit.
Lors, au lieu d'opter pour la vieille,
Comme l'aurait fait n'importe qui,
Il saisit le juge à l'oreille
Et l'entraîna dans un maquis !
А мы, тем временем, вернемся к нашим детским примерам и упомянем еще одну фирменную уловку героев Линдгрен.
Прием нумер четыре: доведение до абсурда (максимума)
Этот прием не является исключительной особенностью Линдгрен. Думаю, вы вспомните немало примеров такого рода из детской литературы, и из взрослой тоже. Однако Пеппи и Карлсон прибегают к нему очень часто, поэтому я приведу не все цитаты, а две самые любимые.
Пеппи пытается поучаствовать в светском разговоре двух дам, обсуждающих домашнюю прислугу:
– Я, конечно, не поручусь, но все же подозреваю, что моя Гульда крадет. Я не раз замечала, что вещи исчезают из дома...
– А вот Малин... – начала было Пеппи, но ее строго оборвала фру Сеттергрен.
– Дети, – сказала она, – немедленно ступайте к себе наверх.
– Сейчас, я только расскажу, что Малин тоже крала, – не унималась Пеппи. – Крала как сорока. У нее прямо руки чесались... Она даже вставала среди ночи и немножко воровала. Иначе, уверяла она, ей не заснуть. Однажды она украла бабушкино пианино и ухитрилась спрятать его в верхнем ящике своего комода. Бабушка всегда восхищалась ее ловкостью...
А Карлсон пытается доказать малышу, что его бабушка ворчит лучше всех:
А ведь моя бабушка бывает и самой ворчливой в мире, – добавил Малыш, минуту подумав. – Она всегда ворчит, если я промочу ноги или подерусь с Лассе Янсоном.
Карлсон отставил пустую тарелку:
– Уж не думаешь ли ты, что моя бабушка менее ворчливая, чем твоя? Да будет тебе известно, что, ложась спать, она заводит будильник и вскакивает в пять утра только для того,
чтобы всласть наворчаться, если я промочу ноги или подерусь с Лассе Янсоном.
– Как, ты знаешь Лассе Янсона? – с удивлением спросил Малыш.
– К счастью, нет, – ответил Карлсон.
– Но почему же ворчит твоя бабушка? – еще больше изумился Малыш.
– Потому, что она самая ворчливая в мире, – отрезал Карлсон. – Пойми же наконец! Раз ты знаешь Лассе Янсона, как же ты можешь утверждать, что твоя бабушка самая ворчливая? Нет, куда ей до моей бабушки, которая может целый день ворчать: "Не дерись с Лассе Янсоном, не дерись с Лассе Янсоном.. . " – хотя я никогда не видел этого мальчика и нет никакой надежды, что когда-либо увижу.