Три письма в редакцию

Однажды я ждала под проливным дождем ребенка на школьном дворе, и разговорилась с одним папой, очень скромным, маленького роста. Оказалось, что он испанский консул. Из этого факта неожиданно сочинился рассказ. Мне было тогда тридцать два года. Это один из первых моих рассказов.

Три письма в редакцию

 История первая

Замуж я вышла нескладно. Я в юности была медлительная, несколько даже «тормозная», и как-то упустила тот момент, когда все выходят. Муж был существенно старше, состоятельный человек, со связями, очень успешный в профессиональном плане, но стеснительный, с комплексами. Вырос он в неполной семье, как и я, долго не решался жениться, а потом уже так высоко поднялся по службе, что без жены вроде как и несолидно, а я была скромная воспитанная девушка, внешность у меня была очень выигрышная. Любви особенной не было, но я ему понравилась, а мне очень ребенка хотелось.

Мы поженились, и семья у нас получилась вполне обычная, не лучше и не хуже других. Отношения были нормальные, но без теплоты. Потом родился сын, и вся моя нерастраченная нежность досталась ему. Так и получилось, что реализовалась я главным образом в материнстве. Я возилась с ребенком очень много, занималась с ним, и все твердили, что я замечательная мать, а я-то в глубине души понимала, что моя семейная ситуация неустойчивая, надуманная, что для самореализации женщине мужчина нужен, а не только ребенок.

Муж бесил меня своей правильностью. Все в нашей семейной жизни было по расписанию, даже интимная близость, механическая, не доставлявшая особенной радости. Муж и дома, и даже в спальне, был таким же серьезным, ответственным, прямолинейным, как на работе. Умным, глубоким, но без фантазии. Его холодность шла не от черствости, (в глубине души, я знала это, он был добр и несчастен), но от неумелости, от хронического непопадания в ритм.

Я бы никогда не стала ему изменять из праздности. Я полюбила другого. Обманывать не стала, обо всем рассказала мужу. Муж сказал: «Если станем разводиться, сына не отдам. Еще не хватало, чтобы моего ребенка воспитывал этот авантюрист!» А ведь сыном занималась только я, для мужа на первом месте была карьера, к тому же любимый мой был не авантюристом, а творческой личностью, художником, и главное – нормальным живым человеком. Каждый любовный акт с ним был новым, спонтанным, непредсказуемым, и само общение доставляло радость каждую минуту. С ним я впервые ощутила, что мужчина и женщина могут жить друг для друга, а не для приличий, для публики.

Муж не хотел разводиться, чтобы не показаться в глазах других неудачником, не дать политическим оппонентам повода для шуток. Общественное мнение для него всегда значило больше, чем внутренние ощущения. Возникла невыносимая, удушливая, двусмысленная ситуация. Я была беременна от любимого, муж меня не отпускал, причем не из ревности и даже не из вредности, а исключительно из рациональных соображений, которые для него всегда имели исключительную важность. Среди всей этой неопределенности я родила дочь и уехала с любимым путешествовать.

А по возвращении оказалась заперта в четырех стенах, общения практически не стало: почти все общие знакомые приняли сторону мужа, я для них была безответственная мать, бросившая сына ради любовника, некоторые открыто говорили мне колкости. Все завидовали моей смелости: жены влиятельных мужчин заводят романы тайно, скандальных выходок себе не позволяют. К старшему ребенку муж меня не пускал. Я томилась, мучила себя беспочвенной ревностью. Мой возлюбленный стал часто по вечерам выходить один. Это еще сильнее подстегивало мои болезненные фантазии, я стала изводить его и себя. Я все больше от него зависела, все больше теряла связь с реальностью, утрачивала контакты с окружающим миром. Его мать с самого начала была настроена против меня, мы не разговаривали, она втихую пыталась его с кем-то познакомить, доводя меня до отчаяния.

И теперь я думаю: глупо было ставить себя в такое положение, глупо было устраивать истерики, глупо было мне, матери двоих детей, в тридцать два года кончать с собой таким варварским способом! Все в нашей истории было непоправимо глупо…

История вторая

            В школьные годы я была увлечена двоюродным братом Борей, дальше поцелуев там дело не дошло, но он мне очень нравился, я всем говорила, что замуж за него выйду. Моя мама сказала: «Ты что обалдела! Сейчас и так у всех проблемные беременности, бесплодие первичное и вторичное, а ты еще замуж собралась за двоюродного». Потом в меня влюбился сослуживец старшего брата, Василий, сделал мне предложение, но мама меня не отпустила, сказала, что он неперспективный. Мама с детства все мои дела очень близко к сердцу принимала, любила меня больше, чем старшую сестру, потому что сестра ей далась легко, а со мной у нее была проблемная беременность вследствие вторичного бесплодия, она девять месяцев лежала на сохранении, а потом я еще была болезненным ребенком. И мы с мамой были как подруги, у меня от нее секретов не было, и когда Андрей начал за мной ухаживать, я тоже сразу ей рассказала, и мама его одобрила, несмотря на то, что он был намного старше и имел ребенка от первого брака.

            Андрей уезжал в длительную командировку, а я с ним ехать не могла, потому что мне еще надо было доучиваться, и мы договорились, что поженимся через год, когда он вернется. Я страшно по нему скучала, места себе не находила. В этот момент в моей жизни появился Толик, он был, конечно, не таким утонченным, как Андрей, даже несколько развязным, но у меня было такое чувство, что я с ним всю жизнь знакома, меня страшно к нему тянуло.

Я не терплю лжи. Я написала Андрею сообщение, и стала собирать свои вещи, чтобы переехать к Толику. Разразился страшный скандал, собралась вся родня, меня буквально заперли на замок. Приехал Петр, большой наш семейный друг, рассказал, что Толик женат, мама зарыдала, сказала: «Видишь, он обманщик, у вас с ним нет будущего». А Петр, от природы человек мягкий, пригрозил Толику: «Если не оставишь девушку в покое, будешь иметь дело со мной». Петр был женат на Толикиной сестре, очень неудачно, их брак постоянно был на грани распада. Мне все-таки кажется, что зря они все тогда вмешались, по-моему, дети должны учиться на своих ошибках. Я сама давно уже мать, мне 32 года, и я уверена, что с Толиком у меня ничего бы не вышло, но все-таки зря они вмешались.

            Дальше все вспоминается, как в бреду. Андрей, мой бывший жених, в тяжелом состоянии попал в больницу, я все бросила, помчалась к нему, мы успели даже помириться, но его не стало. Мне очень было тяжко, я винила себя во всем, долгие годы ни с кем не встречалась, поселилась у Андрюшиной сестры, Маши, с которой поначалу у меня отношения не складывались. Моя собственная сестра, Вера, к тому времени вышла замуж за сокурсника, этнического немца, и уехала на ПМЖ в Германию.

Потом несколько лет был полный провал, я не училась, не работала, сама не помню, чем занималась. А потом я вышла замуж за Петра, который, наконец, стал свободным человеком, но это отдельная история. Мы были очень счастливы, а мой старший брат вдобавок еще женился на Маше, притом что брат у меня красавец, а Маша внешне не очень, но необыкновенно душевная, отзывчивая, брат оценил ее тонкий внутренний мир.

А последнее время мой муж увлекся политикой, и эта пучина диссидентства все больше и больше его затягивает. Меня это беспокоит, я ночами не сплю, все мы знаем, чем такие вещи заканчиваются. Муж говорит, что бездействие преступно, что во главе великой державы не может быть тиран, что его гражданский долг дать России шанс пойти по цивилизованному пути…

К чему все это, бедный мой Пьер? Зачем, имея жену и детей, выступать против власти? Все равно в этой стране в ближайшие двести лет ничего не изменится.

История третья

            Родители всегда больше любили младшую сестру, хотя сами, конечно, в этом не признавались, говорили: «Мы вас любим одинаково». Не бывает одинаково! Мне уже 32 года, я сама мать, и детей если любишь, то не одинаково, а по-разному, а если одинаково, то одного любишь, а другого делаешь вид. В детстве мне вечно говорили: «Уступи Оленьке, она младше», «Уступи Оленьке, она такая капризная», или «Уступи Оленьке у нее и так непростой характер», можно подумать, что я виновата в том, что не капризная и с легким характером.

Я росла одиноким неловким ребенком, в куклы не играла, мало контактировала с другими детьми. Я была старшая, и грузили меня страшно. К сестре относились иначе, на нее просто радовались. Родители между собой говорили: «Старшая у нас умная, а младшая зато красивая, сделает блестящую партию». У сестры уже поклонник был задолго до совершеннолетия, а я еще целыми днями училась, ни с кем не встречалась.

            А потом я полюбила, но безответно. Женского кокетства во мне не было ни капли. Я была такая книжная, забитая девочка, очень искренняя. Я ему первая написала письмо, во всем призналась, но он меня всерьез не воспринял, сказал: «Вы, деточка, по неопытности думаете, что любите меня, а это вам только кажется, все это очень умозрительно, вы еще совершенно не знаете жизни, и вообще я не из тех, кто женится». Да еще начал в шутку ухаживать за моей сестрой.

Поклонник сестры был очень серьезный юноша, немножко не от мира сего. Он учился в Германии, приехал после первого курса на каникулы, увидел, что за сестрой ухлестывает другой, впал в тяжелую подростковую депрессию, хватились поздно… в общем, все очень печально закончилось. А сестра немедленно выскочила замуж, за кадрового военного, и уехала с ним.

Я была уверена, что больше не полюблю. Я не стремилась к замужеству ради замужества, ради статуса, не пыталась выгодно себя подать, не флиртовала. Видимо это и привлекло моего будущего мужа, так что блестящую партию в итоге сделала я. Что здесь можно сказать? Родные неимоверными усилиями заставили меня выйти замуж. Мой супруг очень достойный человек, мой близкий друг, отец моих детей, о том, что я до сих пор люблю другого, не узнает никто.

Парадокс ситуации еще и в том, что когда я была уже благополучной эффектной замужней дамой, на которую все обращают внимание, мой любимый словно опомнился и стал меня буквально преследовать, но я ему сразу сказала, что это бессмысленно, что я никогда не покину человека, который полюбил меня за меня саму, а не за весь этот внешний лоск.

Помню еще: приезжает как-то сестра, жена провинциального офицера, и говорит: «Ну, кто бы мог подумать, что так все сложится, что счастливый билет из нас двоих вытянешь ты, что легкая жизнь достанется тебе»  Обманчивая эта легкость, милая сестра! Думаешь, просто мне было, любя другого, строить супружеские отношения с человеком иного поколения, иных интересов, забыть то, чем я жила, и все начать заново? Так я подумала, но вслух ничего не высказала, а сестра продолжала: «И все-таки, я там, в этой дыре, а ты здесь, в малиновом берете, да еще с испанским послом…» Для сестры всегда внешние проявления имели огромное значение, я делала вид, что не замечаю этого, зачем перевоспитывать того, кого любишь, но тут уж я не выдержала, рассмеялась: «И вовсе он не посол, а консул, да и знакомство самое шапочное, а малиновый берет, если хочешь, себе забирай: он совершенно не в моем стиле!»

© Мария Блинкина-Мельник